Вместе с ним на старт вышел корпулентный парень—грудная клетка как бочка. Он не бегал туда-сюда в последние предстартовые секунды, не тряс икрами, не набирался про запас кислорода с помощью глубоких вдохов, даже не переминался с ноги на ногу—просто стоял и с большим интересом, любопытством наблюдал, как это проделывают другие. Руки-ноги у него были белые-белые, в то время как Маляев успел уже загореть. Со мною рядом сидел Иван Сергеев, известный дискобол.
—Что, это и есть Знаменский?—спросил я у него, а сам подумал, что Маляев тревожится совершенно зря.
После выстрела все смотрели только на них двоих—они сразу вышли вперед и повели себя так, будто в том, чтобы не бежать вторым,—весь смысл жизни. Едва один выходил вперед, второй, чуть-чуть отдохнув, бросался наперегонки, и потом все повторялось. Знаменский так сильно работал плечами—а плечи у него были, как у хорошего боксера,—что, казалось, если заденет нечаянно, мой Саша просто вылетит с дорожки.
Ваня Сергеев отпускал по этому поводу иронические замечания, и я, помню, ему поддакивал, а потом оба мы замолчали.
Кругов через семь-восемь у Маляева уже не было сил обгонять противника, но он изо всех сил старался далеко не отставать. Знаменский не оглянулся ни разу, на последнем круге прибавил и выиграл метров двадцать. Его окружили, а он стоял и только улыбался. У него было лицо хорошего, добродушного парня».
Итак, звание чемпиона города перешло к Серафиму.5000метров он пробежал за15.36,6—новый рекорд Москвы. Маляев тоже показал один из лучших своих результатов, и это дало ему надежду на реванш. Он был очень самолюбив и с еще большей энергией обратился к тренировкам, готовя себя к крупнейшему в те времена соревнованию сезона—матчу трех городов: Москва—Ленинград—Харьков.
Ему казалось, чтов проигрыше виновата одна-единственная ошибка—он «завелся». К чему были все эти обгоны? Пусть бы Знаменский вел бег, а на финише от него убежать ничего не стоит: скоростной запас у него, как у бомбовоза.
Он рассуждал правильно, но как спортсмен, для которого важно выиграть наименьшими усилиями, и закрывал глаза на такой немаловажный факт, что в борьбе-то родился новый рекорд. Бить рекорды в начале сезона как бы не полагалось.
Георгий не участвовал в том знаменательном забеге, но успех брата захватил и его. Оба готовы были теперь отдавать бегу все свободное время. Крошечный заводской стадион—забор из побеленного горбыля, дощатые будки внутри, длинные ряды серых лавок, дождем и снегом промытых, солнцем прокаленных, и, главное, утоптанное беговое кольцо—все это восхищало их, вошло в душу, как бывает, когда в детстве входит в душу первая школа. Ну а желание учиться было огромное.
Под влиянием этих чувств Серафим сделал героический для себя поступок: один, без Георгия, явился как- то на стадион «Пищевики» (теперь стадион «Юныхпионеров») и спросил:
—Где тут Колька Баранов?
Николай Баранов был рекордсменом страны в беге на800метров, Серафим по совету товарищей прибыл к нему на выучку.