—Как зовут?
—Серафим.
—Что, ребята, поставим Серафима?
_______________________________
1 Названия некоторых спортивных обществ в те годы звучали так: «Сахарники», «Пищевики», «Медики», «Металлисты» и т.п. Ї отсюда «Совторги», то есть советские торговые служащие.
Поставили. Но не так, как сделали бы сегодняшние тренеры, набравшиеся нашего опыта, поставили на самый последний этап, рассчитывая сделать отрыв, а основания для такого расчета были—прежде СИМ («Серп и молот».—Ю. У.)у других предприятий именно так и выигрывал.
Но вот дают старт, и, как это в спорте бывает, все идет наперекосяк. Первый этап автозаводцы прошли лучше, чем мы думали, на третьем наш засиделся, на четвертом проигрываем еще пять секунд—на предпоследнем этапе они уже на тридцать метров впереди. Ликуют!—а у нас надежды ноль.
—Ну,—говорю,—парень, ты только продержись,нерви, но и не отставай—назад чаще поглядывай и слушай, что тебе кричать будем. Главное, не давай себя никому обойти, понял? Как, говоришь, звать-то тебя?
—Серафим.
—Так помни, Серафим, только не гони, а то и второе место проиграем. Из-за тебя, понял?
—Понял.
Я весь дрожу как осиновый лист, а ему хоть бы что! И ведь ничего не понял, все забыл этот Херувим или Серафим. Повернулся к набегающему Пономареву в упор и стоит как пень.
—Беги же! Беги!
Хватает палочку—и ну, думаю, что как сейчас рванет не в ту сторону? Нет, повертывается и как припустит, будто на стометровке!
—Куда! Тише!
Уже далеко. Ну, ясно—на втором круге кончится. Ах, думаю, как хорошо было, когда я сам только и бегал. Черт бы побрал эту тренерскую долю. Я даже отвернулся.
Вдруг слышу, стадион другим голосом зашумел, а По- рывкин Боря басит удивленно:
—Скажи на милость! Достает!
Смотрю и глазам не верю. Вроде бы тяжело бежит новенький, а уже пятнадцать метров разрыв, десять...
Что тут поднялось! Девчонки наши визжат: «Сима! Сима!» Автозаводские—своему: «Эдик! Эдик!» Наши парни: «Давай, давай, Серафимушка!»Вы же знаете: когда свой выигрывает, он тебе словно родной.
В самом невыгодном для себя месте, на вираже, он вдруг выходит вперед—и меня снова из жара в холод кинуло: что ему еще надо? Тут Боря Порывкин своим басом на весь стадион:
—Вперед!
Я чуть было его не стукнул! Но ведь добежал Серафим. Мало того, финиш, а он все бежит. До меня добежал.
—Стой! Хватит!
—Разве все?
—Конечно, победа!
—А я думал, еще круг. Ваш лохматый ка-ак крикнет, ну я и прибавил.
—Да ты, хороший мой, еще вон где финишировал.
—Это где тряпочка висела?
—Ну да!..»
Соревнования были, как мы сейчас говорим, на уровне производственных коллективов, еще никто, кроме «серповцев»,не оценил героя дня, а между тем именно с того забега в жизни обоих Знаменских наметился поворот.
Они работали неподалеку от завода «Серп и молот», на заводике «Люкс». Администрацию, иностранное акционерное общество, физкультура не интересовала, однако из уважения к соседу, крупнейшему в Москве предприятию, она шла навстречу просьбам «Серпа и молота» и отпускала двух чернорабочих насоревнования. Заводские команды в то время довольно часто ездили друг к другу—вот и Знаменские тем летом отправлялись то в Тулу, то в Серпухов. Программы встреч были сплошной импровизацией, и гости поневоле становились универсалами: пробегут в эстафетах и тут же играют в футбол, а вечером петь, плясать—опять те же. Знаменские понемногу привыкали к тому, что было для них совершенно ново,—к веселому, дружному духу рабочей коммуны и атмосфере состязания, спортивной борьбы.