До войны и некоторое время после войны в Москве нaоткрытии и закрытии сезона (в мае и октябре) непременно бегали эстафету10 Х1000.Так вот, осенью1931года, когда бегуны завода «Серп и молот» готовились к эстафете, на стадион пришел парень—среднего роста, коренастый, в тельняшке под черным пиджачком—и смущенно попросился бегать. Оглядев его могучие плечи, тяжелый подбородок и зашеины, ему сказали: «Не лучше ли тебе, друг, взять копье или диск?»—«Нет,—ответил он,—только бегать».—«Ладно, приходи»,—сказали ему, и парень стал аккуратно посещать стадион. Держался он по-военному, был молчалив, однако, если с ним заговаривали, отвечал, а больше улыбался и изо всех сил старался следовать советам: как ставить на землю ногу, как держать руки, корпус.
Ребята после тренировки обычно еще долго посиживали на стадионе, выцарапывая глину между шипами, а этот сразу исчезал: живу, мол, за городом, далеко ехать. Бегал же он коряво до неимоверности—враскачку, ступни и колени врозь и так топал, что, казалось, земля дрожала—словом, «по-мужицки». Румяное лицо на бегу краснело, пот лил ручьями, весу в нем, пожалуй, было пудов шесть. Полпуда лишнего, говорил он, поднабралось на флотской службе—корабль маленький, а кормили хорошо. Стали называть его Жора-морячок.
Был это Георгий Знаменский. Никому и в голову не приходило спросить, бегал ли он прежде,—стиль говорил сам за себя.
На зиму легкоатлетическая секция, или ячейка, как тогда говорили, распадалась, кто ходил на лыжах, кто на коньках бегал, а кто и вовсе ничего не делал. Знаменский о себе вестей не подавал. Однако весной снова появился, и тут произошли две неожиданности.
Первая—все увидели в прошлогоднем новичке перемены: сбавилвесу, ноги подсохли, вытянулись.Дали ему пробежать в майской эстафете по Бульварному кольцу, на самый трудный этап поставили—четыреста метров в гору. Видно было, что он старается, но скорости нет — как ни кричали ему, как ни подбадривали, а быстрей бежать не может. «Вы, ребята,—говорит,—дайте мне побольше этап, подлиннее, а то я и разбежаться не успел». Но все твердили ему: скорость нужна, скорость. Дело в том, что среди заводских ни одного стайера не было, а всё бегуны на100, 200, 400метров, и, конечно, каждый смотрел на бег только со своей колокольни.
В следующее воскресенье—другая эстафета, уже на стадионе—10 Х1000:вот, говорят, будет тебе этап подлиннее, и тут приключилась неожиданность вторая. Будет лучше, если о ней расскажет очевидец, человек, которого называют открывателем Знаменских, Евгении Сеченовой и других спортсменов,—Всеволод Чулицкий.
«…Утром является он в Самарский переулок на стадион «Совторгов»1в согбенной позе.
—Что с тобой?
Демонстрирует здоровенный, в самом цвету, чирей на спине—бежать не может.
—Что жты раньше молчал?
—Думал, пройдет. Но вы, ребята, не тушуйтесь, я брата привел, не хуже меня пробежит.
Смотрим брата: тоже румяный, тоже коренастый, ну ростом повыше, ну кудри посветлее, вьются, а в общем, товар тот же.