На стадионе «Сталинец» в тренерской раздался стук в дверь. На пороге стояла девушка среднего роста, в брюках и пальто нараспашку.
—Здравствуйте!Можно мне поговорить с Антониной Григорьевной Пенязевой?
Антонина Григорьевна встала.
—Здравствуй! Я Пенязева.
Люба взглянула на нее решительно и озорно.
—А я Люба Кулакова. Хочу, чтобы вы меня тренировали.
—Откуда ты обо мне знаешь?
—Знаю!
—Давно на лыжах ходишь?
—Как себя помню.
—Какие у тебя лыжи?
—Недавно подарили фабричные, а всегда—самоделки. Сначала папа мастерил, потом—братья, последние—сама.
—В соревнованиях участвовала?
—Да, есть грамота—первое место в районе.
—Сколько тебе лет?
—В этом году будет шестнадцать.
—Ну что ж, приходи на тренировку, посмотрю, как ты ходишь на лыжах.
На стадионе «Сталинец» очередная тренировка. Пришла и Люба. Антонина Григорьевна дала Любе лыжи, и они пошли на лыжню вместе со спортсменками. Пенязева объявила старт. «Раз!» И Любка рванулась. Единственный резкий толчок, а потом эта девочка преобразилась. Мягкие, кошачьи движения, полная расслабленность и невероятная работа палок. Антонина Григорьевна увеличила темп. Люба справляется, успевает за женщинами-мастерами. А ведь ей нет и шестнадцати.
Антонина Григорьевна смотрит со все нарастающим удивлением, удовольствием и даже завистью. Легко и свободно, красиво идет девочка! Пенязева еще увеличивает нагрузку и внимательно следит за новенькой. Что же это такое? Самородок! Как идет спокойно и накатисто! Пенязева просто любуется, зовет своих коллег, а они уже с интересом следят за незнакомой лыжницей. Только Любка ничего не видит и знай себе работает ногами и руками. Тренировка окончена.
—Ну что же, девочка! Тебя, пожалуй, и учить нечему. Быть тебе чемпионкой!
Любка засмеялась. И тут Антонина Григорьевна увидела, какая она славная и милая. Ничего примечательного и яркого не было в ее лице. Светлые бровки, даже бровями не назовешь их, светлые реснички, светлые волосы, зачесанные налево, близко расположены и глубоко сидят небольшие голубые озорные глаза. Носик прямой, слегка приплюснутый, небольшой рот. Лицо скуластое, задорное, мальчишеское, а вот засмеялась—и сразу стала женственней, мягче. Захотелось смотреть на нее. Такие зубы называют сахарными. Лицо, очень легкое на улыбку. Улыбка, открытая и доверчивая, дерзкая и отчаянная, а девочка ожидает чуда и счастья.
И Антонина Григорьевна рассмеялась вместе с ней. Уж очень хорошо и заразительно хохочет ее новая воспитанница.
—Мамуля, — и Любка закружила Евдокию Трифоновну по комнате.
—Оставь, озорница!
—Не оставлю, — целуя ее, говорила Люба. — Меня будет тренировать сама Пенязева Антонина Григорьевна. Значит, я многообещающая. Увидишь, скоро в газетах обо мне напишут!
—Любаша, что ты говоришь? В каких газетах? За уроки-то опять не бралась. И где ты все время пропадала?
—Наверное, мой ум весь в ноги и руки ушел.
—Ох, и когда ты его только в голову загонишь?