Чертыхнулся сван, делать нечего, вылез из пещеры, так и просидел с ружьем при взведенном курке. И только стало розовым небо, Антон — в долину. У первой травы захотел покурить, а будь она неладна, эта пещера, забыл в ней кремневое огниво... И черт с ним!
Отец молча подал Мише ружье, свечу. «Спички?» — «Не надо, должно лежать огниво». Обул самодельные бандули, сплетенная из ремешков подошва которых напоминает шахматную доску.
Вернулся Миша на другой день, все сидели за обедом. Кивнул. Сохраняя молчание, выложил на стол улара1,
перед отцом — тронутое лишайником, значит, очень старое огниво.
И так же молча уселся за стол. Негоже мужчине трепать языком, как сороке.
И только вечером разговорился.
Не мерз? Хорошо ли хоть спал, Минан?
На минуту глаз не сомкнул.
Холодно было? Ты вроде охрип.
___________
1Горный фазан, пугливая птица, обитающая в скалах высотной зоны.
Не знаю. Всю ночь голос из темноты. Глухой такой, тихий, как из трещины. «Чхумлиан, это ты? Чхумлиан, помоги, спаси и помилуй!»
Испугался?
Правду скажу. Не по себе стало. Он мне «Чхумлиан!», я запеваю «Сваны, в поход!». Он — «Спаси и помилуй!», я — «Подвиг местийского охотника». Так до утра и пел все песни.
Отец встал, расправил густые усы. Поднял резную крышку старого деревянного сундука. «Сидеть всем на месте». Вернулся в перетянутой по талии чохе с газырями. В разрезе высокий ворот белоснежной рубахи — капа. На ремне с серебряными «разговорами» старый кинжал, на котором написано — «Кинжал я, режу врага, убийцу моего».
Отец протянул сыну ледоруб. На потемневшем ясеневом древке выжжено: «Ушба, 1937». Минан с почтительным поклоном поцеловал его.
Посвящение в альпинисты состоялось.
КАК КОПЬЕ, ВОТКНУТОЕ В НЕБО
Попробуйте, подобно свану, с этаким рассекающим воздух присвистом произнести «Уш-ш-ш-ба». В устах Михаила Хергиани короткое это слово как бы уплотнялось, сжималось, становилось еще короче. Словно хлестало по воздуху. Возможно, Хергиани был прав, когда говорил, что название вершины образовано от слова «копье». У сванов название и впрямь приобретало резкость полета; услышав его, невольно вздрагиваешь, будто просвистел над ухом боевой дротик.
Народ не дает необоснованных названий. А две заостренные, вонзенные в самое небо вершины Ушбы и впрямь похожи на копье в полете.
Эта вершина внушала страх и уважение не только тем, кто обитал в крохотной Сванетии, которую еще не так давно называли «Ломтем, отрезанным от остального мира».
О том пиетете, которым была окружена эта вершина за рубежами страны, свидетельствует то, что в прошлом столетии в Англии был создан Клуб ушбистов. Уже в наши дни физиолог имастер спорта по альпинизму Е. Б. Гиппенрейтер вручил наш советский значок «За восхождение на Ушбу» достопочтенному мистеру Хоккинсу. Пресловутая британская сдержанность изменила прослезившемуся Хоккинсу. Ведь он был последним из могикан, единственным оставшимся в живых членом клуба покорителей Ушбы.