Жизнь читать Дмитрий Жуков. ЧЕМПИОН ЧЕМПИОНОВ (Иван Поддубный) 9

«Я ждал случая, чтобы осуществить свое желание. И такой случай представился».

Весной в городе появились афиши. На них был изо­бражен человек в цилиндре и с бичом, вставшая на дыбы лошадь, клоун в колпаке с кисточкой и могучий усатый человек с выпяченной грудью. «Цирк Бескоровайного»—гласили громадные букв'ы. За перечнем цирковых номе­ров следовало обещание показать «русско-швейцарскую борьбу на поясах».

А на громадную базарную площадь уже потянулись подводы с деревянными щитами. По весне торговля была скудная. Перекупщики раскладывали на столах прошло­годний лук, громадную, как крышка от выварки, камба­лу и с любопытством следили за строительной суетой. Рабочие врыли в землю высокую мачту, вокруг неенасы­пали толстый слой чернозема и опилок. Другие в это вре­мя сложили из щитов стены, устроили места для зрите­лей и покрыли все это шаткое сооружение брезентовой крышей. Манеж обнесли барьером, и цирк был готов.

Перед началом представлений по улицам города про­шла невиданная процессия. Впереди нее в пролетке ехал сам хозяин цирка Бескоровайный во фраке, с котелком на голове и цирковым бичом-шамберьером в руке; за ним, нестерпимо блестя на солнце начищенными труба­ми, выступал духовой оркестр; следом приплясывали по три в ряд цирковые лошади, кувыркались акробаты и ловили мячи жонглеры, визгливо смеялся красноносый клоун, вперевалку шли могучие, затянутые в трико лю­ди, удивляя простодушных феодосийских жителей шаро­видными бицепсами и толстыми, собранными в многочис­ленные складки шеями.

Вот этих-то последних и разглядывали внимательно Иван с Антонином и даже шли за ними следом, растал­кивая любопытную толпу. Они уже знали имена борцов. Над всеми возвышался громадный поляк Петр Янковский, которого газеты называли «Урсус»—медведь, а борцы—«папаша». Остальные тоже были хороши— Лурих, Козуляк, Бороданов, Разумов, Глинкин, Матюшенко...

Иван с друзьями не пропускали ни одного представле­ния. Сперва никакой борьбы не было. Атлеты ломали подковы, скручивали пальцами железные двухвершковые гвозди, подбрасывали и ловили двухпудовые гири, подни­мали штанги с большими шарами на концах, в которые для веса подсыпалась дробь.

В афишах было объявлено, что в состязаниях сила­чей может принять участие любой желающий. Победите­лю полагался приз.

На третий день Иван Поддубный наконец отважился и записался у судьи.

«Но должен признаться, что на состязании они всыпа­ли мне как следует, и я провалился».

Двадцатилетний красавец Георг Лурих лишь недавно установил в Петербурге несколько рекордов по поднятию тяжестей. Телосложение его было настолько совершен­ным, что впоследствии он позировал Родену, берлинскому скульпторуБегасу, пражанину Хюппе, эстонцу Адам­сону...

Иван Поддубный уже понимал, что дело тут не в од­ной силе. У эстонца Луриха тоже был сильный отец, но Георг в детстве перенес тяжелую болезнь и рос хилым ребенком. Увидев как-то профессиональных атлетов, он решил стать таким же могучим, фанатично занялся спор­том и в пятнадцать лет уже выжал на пари две двух­фунтовые гантели четыре тысячи раз.