VI
Лилов рассказывал, что когда бывали они дома у Фаворского, то дядя его, выдающийся график, учил их так:
Первую половину жизни, молодые люди, человек трудится ради того, чтобы заработать авторитет. Вторую же половину жизни авторитет должен «работать» на человека.
Что может быть яснее? Почему философии этой не последовать? Но, должно быть, знаменитый художник сам же первый не подавал примера в том, чему учил других, и не «эксплуатировал» он свой авторитет. Работал, и все. Так и «молодые люди» вновь и вновь садились в седло и шли на препятствия, на «разноперые стенки».
Когда Бориса Лилова окончательно ссадила с коня болезнь, он стал тренером. Наши пятиборцы прогрессом
в конном кроссе, который был у них слабым местом, обязаны Лилову, и он занимался с ними уже тяжело больной.
Он был среднего роста, плотный, даже чересчур плотный для всадника, любил улыбаться, смеяться. Он и тогда все посмеивался, все повторял с улыбкой: «Только бы добраться домой! Только бы добраться мне домой!» Тогда был он в манеже последний раз. Так он и остался в памяти: подвижной, веселый, белокурый — конник- спортсмен есенинского облика:
Отговорила роща золотая
Березовым веселым языком...
Когда жизнь Бориса Лилова стала уже главой в истории нашего конного спорта, один авторитетный конник высказался на первый взгляд неожиданно:
Лилов, — сказал он, — в прошлом. Забывать его не надо. Но я бы не ставил его в пример, а извлек бы из судьбы его урок. Борис ушел вместе со своим временем.
А что ты думаешь! — и последовал ответ, как бы давно готовый. — Другие времена — другие спортсмены приходят. Другие не по именам только, по самому складу своему. Позапросам и возможностям.
Все трое из знаменитой четверки сидели на плацу, на полосатой стенке, наблюдая за ездой молодых всадников, нынешних и будущих звезд.
Уже известный призер крупных соревнований Геннадий Дробышев зашел на Реакторе на систему и чисто взял все препятствия.
Лучше они нас? И Бориса не вернешь, и своих годов тоже, а потому этого не проверишь.
Мне кажется, — добавил Фаворский, — стиля у нас было больше. Но у нас учителя были стильны. А теперь мы сами стали учителями, и если ныне станет меньше стильности в прыжках, то чья же это вина?
Мягче, мягче веди в поводу! — крикнул Распопов второму из молодых всадников, готовившемуся взять завал.
Он подошел ближе к барьеру, и по мере того как всадник пошел на прыжок, вместе с ним подался вперед, как бы желая передать ему все, что было у него самого в «руках».
Лошадь закинулась.
—Просидел! Опоздал! — закачали головами ветераны.
—Главное, — продолжали они, — чтобы не только выигрывать, а выигрывать красиво. Древнее правило олимпийцев! А притеперешних нормативах это становится все труднее. «Голы, очки, секунды» — результат! Этим все диктуется. А зрелище где?
—Сядь в седло, сядь в седло! — вдруг чуть не хором закричали они всаднику, которыйслишком подался вперед, опережая движение коня.
Наконец сказали они так:
—Придут новые Лиловы, на него самого, может быть, вовсе не похожие. Но все-таки о нем вспомнит каждый, кто захочет себе представить, что есть истинное спортсменство в нашем деле.