Жизнь читать Д. Урнов.ВСЕГДА В ПОСЫЛЕ(Борис Лилов) 170

«Ямщицкое в крови» есть далеко не у всех замеча­тельных конников. Но отсутствие «ямщицкого» сказы­вается так же, как сказывалось то, что у Лилова оно все- таки было. Один наездник приводил такую «арифмети­ку»: его отец, известный наездник,имел шесть человек детей, и только двое из них стали наездниками, хотя все с детства росли возле лошадей, играли в «лошадки», и даже ездить на призы пробовал каждый. У другого наезд­ника было пятеро детей, наездником же сделался только один. А какой вывод? «Наездником, — говорил этот мас­тер, — нужно родиться. Наездник — призвание».

Так и у Бориса Лилова сказалось «ямщицкое», и он, вполне городской мальчик, выросший в центре Москвы на улице Герцена, перешел на улицу параллельную, По­варскую (теперь Воровского), а там был манеж Осоавиахима. И тут надо представить себе, куда попал этот мальчик, чтобы понять его дальнейшую судьбу.

Мало того, что особый мир. Охота и рыбная ловля тоже, конечно, миры, и очень особенные, но все же по завершенности и замкнутости это не идет в сравнение с конюшней. Кроме того, по «возрасту», историческому «возрасту», особенно тогда, с конниками не шли в срав­нение никакие другие спортсмены. Другие виды спорта находились в иной фазе своего исторического развития. Они еще только росли, развивались, а некоторые и вовсе не родились. Конники — это была сложившаяся среда. Такого «багажа» не имел у нас ни один другой вид спорта. Такого тренерского состава нигде больше не было... Среди таких людей, прекрасно знавших лошадь и, мало этого, мысливших о лошади поэтически-возвы­шенно, и оказался Боря Лилов на Поварскрй. Рассказы­вают, что иногда впадал он в отчаяние: «О скотины! Какие же все-таки они скотины!» — говорил вдруг Ли­лов о лошадях, но это, разумеется, лишь обратная сто­рона безраздельной приверженности и восторга.

Он выполнил «Ворошиловские нормативы», был за­числен в кавалерийскую часть, но в самом деле воевать ему не пришлось, все-таки молод, и в бой его не спе­шили посылать. После войны Лилов поступил в конно­спортивную школу общества «Пищевик», соперничать с которым по классу езды долгие годы могли только кад­ровые офицеры-кавалеристы. Если Поварская посадила Лилова в седло и выучила его ездить, то на манеже «Пищевика» Лилов стал Лиловым, тем вдохновенным творцом прыжка, какого не забудут все любители кон­ного спорта.

Потом Борис Михайлович вернулся в армию и отпра­вился в Новочеркасск, где закладывались основы нашего ныне сильнейшего конноспортивного клуба — ЦСКА. Когда-то Новочеркасск вроде бы считался «столицей ка­зачества», но также являлся он, безусловно, одним из центров искусства верховой езды. Там был не то что манеж, а просто-напросто конный заповедник, бастион, толстые стены которого при любой жаре сохраняли под­ходящую для лошадей температуру. Тамформировался «цвет» советского кавалерийского офицерства. Там были курсы усовершенствования кавалерийского командования, так что придется напрячь все силы фантазии, чтобы во­образить, что за зрелище являла собой смена отборных всадников, выполнявших «испанский шаг», пьяффе и все прочие приемы высшей школы. Видевшие эту феерию, говорят теперь: «Вам, дескать, не видать таких сраже­ний...» Добавим только, что в эту же смену входил вос­питатель мировой чемпионки Елены Петушковой — Гри­горий Терентьевич Анастасьев... По мере сокращения ка­валерийских частей расформированы были и эти курсы, но «закваска» особенная, новочеркасская, сохранилась, и не случайно на заповедном манеже сложилась блиста­тельная четверка: Лилов — Фаворский — Распопов — Шабайло, поднявшая наш конный спорт на мировой уровень.