Жизнь читать Д. Урнов.ВСЕГДА В ПОСЫЛЕ(Борис Лилов) 162

I

В чем, собственно, заключается искусство верховой езды? У футболистов, известно, один лучше другого бьет по мячу. Бегун или боксер — тоже понятно. А чем может быть особенно замечателен человек, сидящий на лошади? «Несется конь быстрее лани», — а человек что?

И это вовсе не вопросы профана.

Едва ли футболист, потерпев поражение, станет оправдываться, что ему бутсы были не по ноге. Но конник, бывалый конник, может сказать: «Вместо лошади не поскачешь». Или: «Младенца посади, и этот конь его первым к финишу привезет».

Слышите? «Конь привезет» — что же тогда остается на долю человека?

Ведь и звезда Бориса Лилова (1923—1969) стала клониться к закату одновременно с тем, как сошла со спортивной арены его гнедая Диаграмма. Многие так и судили: «Диаграммы нет — нет и Бориса...»

—Так что же, много значит лошадь для всадника?

Самого Бориса Михайловича уже нет, чтобы сказать,

большую ли роль в его спортивной судьбе сыграла Диаграмма или Мальта, но друг его и соконюшенник Андрей Фаворский начинает ответ на такой вопрос с глубокого вздоха.

Говорит:

—Виноват...

—Кто? Перед кем виноват?

—Перед жеребцом своим я виноват.

Жеребца зовут Маневр, и исполнилось ему двадцать лет, Лошадиный век течет в четыре раза быстрее человеческого, стало быть, в свои лошадиные двадцать по- человечьи Маневр — восьмидесятилетний старик. Перевели его из класса олимпийского в группу учебную, и вместо всадников высшего класса носит он на своей спине новичков.

—И ни разу, ни разу, — вздыхает мастер, — не навестил я его... Идем!

И мастер, предложив идти на конюшню, как бы ведет

в историю нашего конного спорта. Это видно по кличкам, по датам и титулам. Имена на табличках говорят сами за себя. Компания, собравшаяся в первом конюшенном отделении, так блистательна, что глазам не верится: мировые чемпионы, те, что смотрят на нас обычно с фотографий, или со спичечных и конфетных ко­робок, просто «памятники самим себе» — вороной Пепел, гнедой Корбей и даже конь-идеал — легендарный Абсент... Когда-то здесь же место было и Диаграмме и Маневру, но Диаграммы нет, а к Маневру идти надо теперь через всю конюшню, в дальний угол, в отделение подсобное.

Осыпанный сединой с головы до ног, отвернувшись от кормушки, стоит ветеран. Как обычно делают видавшие виды лошади, он часто переступает ногами, перенося вес то на правую, то на левую. На здоровой ноге он и полча­са мог бы простоять, прежде чем сменить ее, а на боль­ной не продержаться и сорока пяти секунд: больно! Ска­зываются годы, битвы¹, — конь дремлет, переступая с но­ги на ногу.

• Рыжий! — произносит Фаворский.

Истинные конники сентиментальностью в отношении к лошадям, даже очень дорогим для них, не отличаются. Окликнул, зашел в денник, похлопал по плечу, седло и уздечку надел и вывел на манеж — так поступил и Фа­ворский в тот раз, только не нужно было ни седла, ни уздечки. Но Маневру непривычно было оказаться на ри­сталище, для него столь знакомом, без постоянных своих атрибутов и к тому же без всадника. Он осмотрелся кру­гом, а также взглянул на хозяина, как бы желая знать: «Что делать будем?»