Со старта начинают ровно по32удара. Из-под моста команда Москвы выходит немного вперед. Москвичи нажимают и выигрывают пол-лодки на отметке1100метров, Ленинградцы увеличивают темп до34гребков, но москвичи все еще впереди и упорно ведут гонку. Темп падает, соперники делают по32гребка. К повороту подходят рядом. На повороте рулевой Ленинграда, пользуясь лучшим знанием трассы, резко бросает свою лодку влево, п она оказывается впереди. На последней прямой стремительный финиш: обе лодки идут вместе, их весла почти касаются друг друга. Напряженный спурт, и лишь на самом финише ленинградцы выигрывают гонку.
В отчете, посвященном закончившемуся чемпионату, корреспондент писал:«…из гребцов, заслуживающих быть отмеченными, следует выделить в первую очередь нового одиночника Долгушина, добившегося за короткий срок звания чемпиона и рекордсмена СССР и в настоящее время почти не имеющего конкурентов, несмотря на далеко еще не совершенный стиль».
В1934году Долгушин выступает за команду Промкооперации, представители которой не раз составляли серьезную конкуренцию спортсменам из обществ с романтическими названиями «Спартак» и «Динамо». Однажды Лидия Даниловна Чупшева, которую, впрочем, за улыбчивость и молодость все называли просто Лида, хотя она и занимала пост председателя общества Промкооперации, собрала спортивный актив. Долгушин смущенно сидел в стороне, не зная, куда девать свои длинные руки: он увидел здесь сразу столько знаменитостей, что у него захватило дух. Лида Чупшева, окинув собравшихся веселым взглядом, спросила: «Кто из вас читал «Песню о Буревестнике»?»
Кто-то поднял руку. Еще один, два, три... Лида нахмурилась. Она отошла к окну, поправила красную косынку и, заложив руки за спину, продекламировала: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный».
Впервые в жизни Саша слышал такие слова и такое чтение. Он отчетливо, зримо представил себе седые гребни волн, и черные тучи, и эту смелую птицу…
«То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и—тучи слышат радость в смелом крикептицы».
Стихи произвели на Долгушина огромное впечатление. Он сидит притихший и зачарованный.
—На днях я прочитала речь Максима Горького на съезде писателей,—говорит Чупшева,—и подумала, а что, если назвать наше общество «Буревестником»?
—Здорово!—поддержал кто-то.
Эта мысль всем понравилась. Молчал только Саша.
—А ты что же, Саша,—против?—спросила Лида.
—Очень даже за. Но разрешит ли нам Горький, может, он не согласится.
—Разрешит,—убежденно произнесла Лида.—Не может не согласиться. Я его видела. Глаза у него такие задумчивые и добрые. Очень добрые. Сами увидите.
Тут же решили, кто будет в составе делегации. Долгушина избрали единогласно. Саша вышел от Лиды Чупшевой с аккуратно сложенным листком, на котором старательно записал книги Максима Горького.
Через несколько дней Саша с волнением всматривался в усатое морщинистое лицо, которое напоминало лицо его отца. И усы Горький разглаживал так же старательно, как и Максим Долгушин. А глаза—Лида была права—были очень добрыми. Горький внимательно слушал, потом поинтересовался, много ли спортсменов в обществе, какие имеются спортивные достижения. Лида, волнуясь, рассказывала чуть сбивчиво, перечисляя рекорды, загибая пальцы. Писатель улыбнулся в усы и, сильно окая, сказал: