Если «олимпийское приветствие» после 1936 года навсегда покинуло международные игры, то представления образца «Олимпийской молодости» были лишь на время трансформированы. Сейчас открытие и закрытие Олимпиады являет собой не просто представление (в связи с чем нельзя не отметить Московскую Олимпиаду 1980 года), но настоящее шоу. Однако открытия Олимпийских игр послевоенного времени не отличались особой театральностью, так как это считалось «фашистским пережитком». Сам Карл Дим в ответ на многочисленные обвинения мог лишь парировать, что всего лишь пытался увязать между собой спортивные состязания и ритмику праздничных мероприятий. Если же говорить о сугубо культовых проявлениях олимпийских церемоний, то они прежде всего были характерны для 20 — 30-х годов. В настоящее время церемонии кажутся выхолощенными и лишенными любого сакрального содержания.
Хайнц Эгон Рёш в 1972 году в своих критических заметках «Это еще спорт?» отмечал: «Тот, кто хотя бы однажды пережил воспламенение олимпийского огня в “священной” роще Олимпии, которое проводилось девами-жрицами божественногоолимпийского пламени, сразу же заметит, насколько фальшивым, натянутым и безвкусным является современный псевдорелигиозный культ, в котором применяются методы шоу. Огни, факелы, знамена, фанфары — все это должно заставить думать, что мы столкнулись с олимпийским культом. Но даже олимпийские кольца перестали быть символами, это лишь ярлыки, которые продаются как сувениры на намять. Это не более чем пафосно оформленные фетиши». Не исключено, что коммерциализация спорта и сращивание олимпийских ритуалов с шоу-бизнесом привели к тому, что ритуалы, которые 70 лет вызывали почтение и трепет, сейчас кажутся некоторым людям «нелепыми» и «смехотворными».
Закат олимпийского ритуала, который можно было наблюдать в 60 — 70-е годы, не в последнюю очередь был связан с леваческими трактовками спортивных мероприятий. С точки зрения неомарксистов от социологии, олимпийские ритуалы являлись квазифашистским элементом, который якобы должен был использоваться для «угнетения рабочего класса». При этом представители неомарксизма, позволявшие себе подобного рода высказывания, почему-то никак не учитывали, что «социалистическая рабочая культура» отнюдь не была чужда этих ритуалов. Рабочие олимпиады, так же как обыкновенные Олимпийские игры, сопровождались зажиганием огня, церемониями, принесением клятвы, шествием знамен (преобладающе красными). Отличия были не столь уж велики, участники рабочих олимпиад клялись на верность не олимпийской идее, по рабочему социалистическому движению. Если принимать во внимание, что рабочие олимпиады проходили в 1925 и 1931 годах, то их с некоторыми натяжками можно считать предвестницами летних Олимпийских игр 1936 года. Если говорить о рабочей олимпиаде 1931 года, которая проходила в Вене, то она сопровождалась четырехчасо- вым шествием, которое принимали члены Социалистического интернационала (не путать с Коминтерном). Как вспоминал один из очевидцев: «Стадион был заполнен красными знаменами, маршевой музыкой и твердо ступающей молодежью... Сияющие здоровьем 35 тысяч дисциплинированных мужчин, женщин и юношей, собранных со всех частей Немецкой империи, производили весьма необычное впечатление». Открытие и закрытие рабочей олимпиады, которая проводилась под покровительством социал-демократической партии, сопровождалось исполнением песни «Когда вместе мы шагаем». Как ни покажется странным, но социал-демократические спортивные соревнования имели более ярко выраженный военизированный характер, нежели Олимпиада 1936 года, которую принято именовать «фашистской». Французский социалистический журнал «Народ»(«Populaire»)нисколько не стеснялся того, что на его страницах спорт был связан с военной дисциплиной: «Представьте себе бесчисленную армию юношей и девушек: сильных, здоровых, закаленных спортом, загоревших на солнце. И все они маршируют правильными полковыми порядками. Они все мобилизуются вокруг красных знамен. И эти бесчисленные батальоны маршируют несколько часов кряду. Сколько их было, этих солдат социализма и мира? Говорят, что 150 тысяч! Господин Мажино и его преемники едва ли могли собрать столько на праздновании 14 июля».